Они ритмично задвигались. Санька себя не сдерживал и кончил быстро.

— Какой красавчик, — хихикнула Марта вытирая губы ладонью.

Она вся светилась.

— О, бля, — подумал Санька, — а ведь я ни разу так не делал… Чтобы в неё… Да не в неё…

Санька по отношению к женской голове относился в этом мире с большим уважением, чем в прошлой жизни и такие экзерсисы себе не позволял. Да и здешние женщины не позволяли себе брать в рот непотребное. А тут… И что вдруг нашло на Марту?

— Ты сам так захотел. Не виноватая я. Я просто почувствовала твоё желание. Плохо было да? — Марта, кокетливо и хитро улыбаясь, смотрела на него и светилась. Санька тоже усмехнулся.

— Нормально.

От таких размышлений плоть снова воспряла и Санька скользнул на пол. Он уронил Марту на спину и закинул её ноги себе на плечи. Торопиться было некуда и Санька немного «поигрался» удом на входе, то слегка касаясь губ, то чуть входя вовнутрь.

Кикиморки — нелюдь чувственная и любвеобильная и заводятся с «пол-оборота», а Санька любил постепенное проникновение, поэтому уже через пару минут Марта мучительно стонала, ловя лоном «охальника».

Наконец и Санька не вытерпел. Он проник в неё сразу глубоко и они стукнулись лобками раз, второй, третий. Он держал её за талию и натягивал на себя мощно и часто. Марта стонала и изгибалась в спине, а Санька оторвал её от пола и рывками стал насаживать на себя. Они оба ускорились и вдруг одновременно застонали.

Санька ещё несколько раз продолжительно рыкнул, вышел из неё и, обмякнув, завалился на бок.

Глава 9

После успешного «испытания дивана на прочность», Санька с удовольствием подкрепился крупным куском варёной оленины. Олени в низовьях Дона не водились по причине слабости здешних лесов, а вот в среднем течении, что диких свиней, что коз и оленей было в избытке. Дубы давали изобильное питание тамошней живности.

— «Нельзя изводить бездумно дубравы на корабли», — думал Александр. — А если пилить лес, то обязательно восстанавливать».

Так, в общем-то, и было, но Приказ Лесного Хозяйства работал сикось-накось. Московское руководство недорабатывало. Лесоразводные участки были организованы пока только в четырёх районах: Московском, Мокшанском (так Санька назвал свой родной Шипов лес), Нижне-Донском, в Иван-Городском, и держались только лишь на энтузиазме местного персонала.

В штате каждого участка, помимо лесничего, имелось ещё три-четыре оборотня, которые занимались и охраной леса, и подготовкой саженцев, и их высаживанием, и выращиванием. Государственной Казной Лесной Приказ субсидировался по остаточному принципу, а до участков доходили вообще крохи, поэтому, в основном, районные лесные хозяйства бюджетировались из личной казны государя. Тем более, после «переезда» царского дворца в низовье Дона.

Санька точно знал, что там, где растут деревья, там появляется вода. Они вытягивают её из недр земли, поднимая водоносный слой ближе к поверхности. Да и эффект от снегозадержания никто не отменял. Именно поэтому Нижне-Донское подразделение Лесного Приказа расширило штат до двадцати единиц и активно рассаживало Мокшанские дубы, огораживая лесополосами поля и степи Приазовья.

Санька подумал, что в связи с вновь открывшимися у него способностями надо сходить в хранилище семенного фонда и насытить сосновые орехи и жёлуди силой, а заодно очистить их от хворей. Он уже не только видел ауру растений, но и думал, мог её править, удаляя серый цвет заболеваний.

Санька вспомнил, какие у него прекрасные глубокие и холодные хранилища, наполненные льдом и вымораживаемые зимой. Градусов пять холода и летом держалось в хранилищах исправно. Вообще, курганы позволили не только построить подземные склады и хранилища, но и проложить канализацию, собранную из дубовых труб диаметром в два обхвата. Из дерева был сделан и водяной трубопровод, соединявший сеть городских колодцев. Из одного из таких тайных колодцев питалась водонапорная башня царского дворца.

Как всегда, мысли у Саньки в голове не то, чтобы разбегались, но цепляясь друг за друга порой уводили его в сторону от насущной проблемы. Хотя… Какая из проблем была не насущной, когда их в Санькиной голове роились тысячи? Однако он отбросил «посторонние» мысли и вернулся к размышлениям о том, как ему наполнить предмет своей силой, и не просто наполнить, а «зачаровать» его так, чтобы предмет мог противостоять физической и магической силе волколаков.

Слово «магический» Саньке не нравилось, но найти иное слово для нематериальных действий он, как не пытался, не смог.

Перекусив, Санька уселся на свой любимый диван и уставился на деревянный щит и щит из железа, принесённые дежурной кикиморкой. Энергетическую структуру щитов Санька уже понял и легко мог создать подобных хоть десяток. Но сейчас он пытался вплести в ауру деревянного щита структуру стального, и у него не получалось.

При наложении ауры железного щита на ауру деревянного, последний просто превращался в деревянный щит покрытый железом.

— Удобно на какую-нибудь мягкую основу «наложить» более крепкую, или наоборот, — произнёс задумчиво Санька и наложил на железный щит тонкую дубовую поверхность. Получилось симпатично, но Санька скривился.

— Млять! Опять меня куда-то в сторону сносит! Потом всё это!

Для такого умения разворачивалось большое поле деятельности: тут тебе и дома многослойные, и корабли, вроде бы, деревянные, и одежда бронированная, но сейчас надо сосредоточиться на более сложных вещах.

Санька подумал, что раз он может наложить свойства предмета на предмет, то должен смочь наложить свойства живого на предмет и наоборот. Ему сразу захотелось наложить металл на себя, но он вовремя передумал. Если наоборот, то желательно без утраты свойств живого. А вдруг не получится, и он окажется скованным металлическим панцирем. Даже многоопытные кикиморки и оборотни «надевают» на себя элементарную броню (в смысле, сделанную из элементов), а не превращают «кожу» в сталь.

— Опять я не о том! — скривился Санька и заходил по комнате.

— Хотя… Почему? Что-то в этом есть… Только надо сделать наоборот. Надо меня «размазать» по броне! Ха! Интересно, что будет, если по мне лупанут волколакским клевцом? Если я буду без брони…

В тренировочных схватках он иногда пропускал удары и научился принимать их на силовое поле. Санька давно выучил его структуру. Сейчас он, для наглядности, сформировал силовой щит вокруг своей левой ладони и перенёс его плетение на структуру меча.

Подняв с пола зачарованное оружие, Санька огляделся, в поиске «по чему бы вдарить»? Однако кроме укреплённых щитов под рукой ничего не было.

— Марта! — позвал он.

— Да, князь!

Кикиморка появилась в тяжёлой панцирной сбруе и с железным островерхим шлемом, лежащим на сгибе левой руки и мечом в правой руке.

— О! — воскликнул Санька, увидев шлем. — Дай-ка вдарю!

Ни латы, ни кикиморкины мечи от простого оружия не страдали, а Саньке и не нужно было этого. Ведь не насмерть бились, а тренировались же! А сейчас дело другое!

Марта насадила шлем на острие меча и чуть приподняла его.

Александр вознёс меч и спросил:

— Тебе не будет больно? Это же всё-таки твоя плоть?

— Ну, разрубишь ты её, и что? Какая разница, целая она, или из двух частей? Ты даже если меня разрубишь пополам, не убьёшь меня. Ты же помнишь, что мы можем погибнуть, если у нас силу забрать.

— Ну да, ну да, — сказал Санька.

— Если разрубишь, просто докажешь, что обычный кусок железа стал необычным. И это главное. Бей!

— Ну да, ну да, — повторил Санька, примериваясь.

Он ударил наискось сверху справа налево, и две половинки шлема с металлическим звоном упали и покатились по полу. Не сказать, что Санька не почувствовал сопротивление «металла», но и удар его не был сильным. Значит, зачаровать меч у него получилось, но, как зачаровать броню оборотней, которая есть суть их сути? Вопрос…

— Марта, позови Крока, — попросил князь.