Говорить о причинах своего всезнания Александр не стал, а сам берег Крыма внутренним взором в очередной раз осмотрел. Ожидающие его флот турецкие фрегаты Санькины марсовые разглядели значительно раньше «положенных» шести склянок.

— Паруса слева по курсу! — крикнули с «грота-марса».

Вскоре послышался тихий из-за расстояния хлопок пушечного выстрела и небольшие турецкие фрегаты стали быстро приближаться, идя правым галсом по ветру и подрезая флагман московитов. Они ещё не видели сколько русских кораблей пытаются пройти через пролив и поэтому вели себя дерзко.

От крепости, на звук выстрела пушки дежурного корабля, отходили ещё пограничных корабля: три таранные галеры и две небольших караки. Они ещё находились за мысом и марсовые флагмана не могли их увидеть, но Санька знал про них.

Крепость Ени-Кале была частью древнего города Пантикапея, раскинувшегося во все стороны от горы Митридат. Стены и постройки Пантикапея многократно разрушались варварами, но всегда восстанавливались, так как место для города было идеальным. Тут имелась и закрытая от всех ветров большая бухта, и возвышенности, на которых стояли многоярусные укрепления, из скал били родники чистейшей пресной воды. И главное — здесь проходил древнейший торговый путь из Персии, Китая и Индии. Город принимал: пряности, финики, шёлк, руно, верблюдов и рабов, а продавал рыбу, вино, оружие и порох.

Последние его хозяева — венецианцы построили на месте Пантикапея большой торговый город, восстановив только часть стен и несколько береговых крепостей, оставив ритуальные сооружения на горе Митридат в разрушенном состоянии. Турки-османы тоже не горели желанием восстанавливать храмы языческих богов и стены древних крепостей, и те всё больше и больше разрушались.

Только на берегу пролива имелись несколько по-настоящему серьёзных укреплённых сооружений, оснащённых современными артбатареями, но они служили для обороны города, а не для контроля пролива, так как находились далеко от фарватера. Глубины у берегов полуострова не гарантировали безопасность судоходства для парусных судов даже среднего водоизмещения. Поэтому местные «пограничные власти» в основном использовали галеры, имевшие осадку до двух метров.

Санькины корабли были нагружены по ватерлинию и даже гафельные[1] шхуны имели осадку не менее трёх метров, а Керченский пролив, ко всем его мелям и «гуляющим» глубинами от полутора до четырёх метров, изобиловал затонувшими кораблями и вдруг появляющимися островками грязе-вулканического происхождения.

Кроме самого князя опытных мореходов в его команде не было. Да и откуда бы им взяться, если на Балтийском море Русь заимела флот только шесть лет назад, а свободно плавать по морю не смела до сих пор. Даны и шведы всячески мешали торговому судоходству, не пуская русские корабли в свои порты. Александр посылал посольство за посольством, но разрешения на свободную торговлю до сих пор получено не было. Вот и катались русские капитаны от Усть-Луги до устья Невы, выполняя пограничные функции.

Кошкин Борис Глебыч был «выписан» с Балтики около двух лет назад и был приставлен князем к Воронежской верфи в качестве руководителя службы военной приёмки от вновь образованного государем министерства обороны.

Стандартизация в размерах и весах, введённая ещё царём Иваном, изготовление на её основе оружия, кораблей и крепостей по чертежам, позволила осуществлять надзор над строительством объектов, заказанных министерством обороны. Всё, естественно, началось с коломенских мануфактур, но постепенно распространилось и на иные частные предприятия, желавшие получить казённый заказ.

Сначала в Москве при приказе «Мер и весов», а потом в Коломенском, были открыты соответствующие школы, в которых ремесленники и подмастерья обучались письму, счёту, рисованию и геометрии. Сейчас такая школа была открыта и в Ростове. Лучшие ученики этой школы проходили штурманские курсы, где изучали картографию и навигацию и судостроительные. Знаний, принесённых Санькой из будущего, вполне хватало для воспитания будущих капитанов и судостроителей, коих он начал взращивать ещё с постройки своей первой яхты в Коломенском.

Александр в своём сверхчеловеческом состоянии мог сделать многое, даже единолично выиграть небольшое сражение, но он понимал, что без подготовленных грамотных специалистов Россия без него погибнет, ибо многие годы и даже столетия находилась в изоляции, в информационном вакууме. Редко когда в Московию проникали знающие и умеющие мастера и учёные, искусные химики-лекари. А те, кто попадал в Московию, чаще всего оказывались «засланцами» тайных организаций, шпионами, заговорщиками и отравителями.

Но даже Санька, с его сверхспособностями, не «видел» глубин.

— Поднять сигнал-флаги: «Действовать самостоятельно», «Ухожу направо».

Между гротом и бизанью затрепетали два вымпела: жёлто-синий треугольный и красно-синий прямоугольный.

— Открыть порты! — скомандовал князь. — Снарядить орудия!

Заскрипели, раскручиваясь и освобождая люки орудийных портов медные барашки. Люки, выталкиваемые шестами, раскрылись, поднимаясь вверх. Ручные лебёдки вытянули орудия, жерла которых зашевелились в бортах словно глаза двустворчатого морского моллюска, называемого «гребешок».

Санька видел свой корабль со стороны. Ему нравились батальные картинки. Так он ощущал себя и актёром, и зрителем. А действо воспринималось, как качественный панорамный кинофильм. Качественный потому, что и режиссёр в этом фильме был тоже он. Его сознание сейчас находилось минимум в двадцати участниках морского рейда, но пока не вмешивалось в ход событий, позволяя объектам контроля действовать самим.

Князь глазами капитана ведомой шхуны увидел свои сигнальные вымпелы, услышал его команды: «Продолжать движение! Готовиться к бою!». И опять же со стороны, увидел и другие корабли своей армады.

Прошло около получаса, когда вражеские фрегаты на полной скорости сблизились с Санькиным флагманом на расстояние орудийного выстрела. К тому времени северо-восточный ветер дул шхуне в корму, а турецким парусникам в правый борт.

Манёвр перехвата кораблей в проливе крымчанами был отработан великолепно. Их парусники пересекали пролив практически поперёк, ловя ветер правыми бортами и прямыми парусами, имея хороший крен на левый борт. Жерла их орудий задирались градусов на тридцать к горизонту, что увеличивало дистанцию выстрела.

— Право сорок пять! — скомандовал князь.

Адмирал глянул на компас (на всех кораблях московитов имелся судовой магнитный компас, конструкция которого хранилась в строжайшем секрете) и повторил команду. Корпус компаса отливали из бронзы. Вовнутрь на шпильке устанавливали поплавок и заливали сорокапроцентный спиртовый раствор. Сверху корпус закрывали толстым отполированным стеклом.

[1] На Гафельных шхунах основные паруса растягивались между мачтой, нижним, почти горизонтальным брусом — гиком и верхним, наклонным — гафелем.

Глава 19

— Право тридцать! — скомандовал князь.

— Есть, «право тридцать»! — повторил старший рулевой и потянул штурвал на себя. Второй рулевой крутил руль, поднимая перекладины вверх. Нагрузка перемещения румпеля снималась механическими блоками, но явно недостаточно, чтобы крутить штурвал одному матросу.

Шхуна резко рыскнула в правую сторону.

— Держать ветер, боцман, на большей скорости! — крикнул князь.

Боцман засвистел в дудку и заорал:

— Привести шкоты к ветру! Подтянуть!

Матросы потянули канаты, паруса приняли почти продольное, по отношению к корпусу, положение. Яхта дала сильный крен на левый борт. Санька вывесил угломер.

— Крен тридцать два! — крикнул он.

— Принято, «тридцать два», — откликнулся командор шкафута.

Вражеские корабли не могли идти против ветра, оттого и таранили поперёк курса. Пытались таранить, но Санька увернулся. Расчёт на таран был простой. Первый фрегат, своим мощным выдвинутым вперёд под ватерлинией форштевнем, таранит первый вражеский корабль в борт. Второй фрегат насаживает врага на свой форштевень с кормы. Галеры таранят следующие за флагманом корабли, которые станут обруливать «кучу малу», уходя к Керчи, ибо слева от них виднеются опасные глиняные и песчаные банки, а кое-где вспучивались грязевые вулканчики.