— Так, Корсика, вроде как ваша, монсеньор?

Понтифик улыбнулся и продолжил:

— Ещё пообещаешь Сулейману когда-нибудь помочь разобраться с персами. Главное, чтобы султан пропустил английские корабли.

— Так что сказать Сулейману? Зачем нам Азов?

Понтифик удивлённо посмотрел на епископа, потом недовольно дёрнул головой.

— Нам Азов не нужен, — произнёс он почти по слогам. — Нам нужен московский царь, или его голова. Последнее предпочтительнее.

Епископ приоткрыл рот для ещё одного вопроса, но понтифик опередил его.

— Скажи, папа кушать не может, так хочет посмотреть на голову царя Александра.

— Нет, Салтанкул, пулемёт я тебе не дам, — сказал Александр прямо глядя в глаза брата жены.

— Э-э… Какой пулемёт? Зачем пулемёт? Я у тебя твои пушки прошу! — Салтанкул нервно дёрнул правой ладонью вверх.

Его густые брови сошлись на переносице и то поднимались, то опускались относительно друг друга. Это было забавно и Санька рассмеялся, но тут же смех прервал. Разговор шёл ссерьёзный.

— И пушек не дам, и пороха. Нет у меня для этих крепостей ни пушек ни пороха. Не планировал я их бюрать. Нам бы крепости в устье Дона удержать, а тут вы со своими темрюкскими крепостями!

— Так ты же радовался! — возмутился шурин.

— А что ж мне, плакать, что-ли? Хотя было бы правильнее. Ведь около ста человек убитыми потеряли и столько же раненными. Зарядов ружейных сколько попалили?! Лошадей… Ну ладно, тех всё равно бы съели.

— Зачем тогда восстанавливаем крепость?

— Уже не восстанавливаем. Достаточно. Купцы и все, кому надо увидели. Остатки материалов и боезапаса грузите на корабли и везём в Ростов. Флаги не забудьте.

— Ты же сам говорил, что где поднимется российский флаг…

— Вы бы его ещё на сортире подняли. Видишь, я свой штандарт уже снял. Собирайтесь, короче. Уходим огородами.

Салтанкул насупился.

— Я отсюда никуда не пойду. Это наша земля. Всегда была нашей и будет нашей.

Санька вздохнул.

— «С кем приходится работать»! — подумал он.

— Я сейчас тебя спеленаю и прикажу отвезти твоему отцу, — сказал тихо князь, пристально глядя шурину в глаза.

Салтанкул положил руку на кинжал.

— Даже не думай, — покачал головой Александр. — Или ты подчиняешься мне, или едешь в свой аул. Как маленькое, неразумное дитя… Сейчас выходишь и командуешь погрузку на корабли. Твоя тысяча, как раз войдёт в десять кораблей.

— Мы пойдём берегом.

— Вы пойдёте морем. Скоро здесь будут османы. И не заставляй меня разочаровываться в тебе, Салтанкул. Разбаловались вы в свободном походе. Кр-р-рая не видиш-ш-шь?!

Санька взревел, а потом так зашипел, что Салтанкул от неожиданности присел. Одновременно с вскриком из Саньки вылетела шаровая молния и ударила шурина в грудь. Батыр упал на спину, кувыркнулся через голову и остался лежать на песке лицом вниз.

Шедшие чуть в стороне сотники Салтанкула, бросились к его телу и перевернули.

— Живой, — вскрикнул один из них.

Сотники боялись смотреть на князя. Все видели, что случилось. Видели, как царь с тысяцким остановились, как о чём-то спорили и видели, как из князя вылетел сгусток света и сбил командира с ног. Среди нукеров давно ходили слухи, что царь обладает силой, которой делится не только со своими воинами, но даже с лошадьми. Они сами почувствовали разницу, когда пошли в самостоятельный поход. Переход к устью Дона по снежной целине, дался намного легче и коням, и людям, чем поход без князя.

Но такое подтверждение того, что Московский государь действительно управляет силой, выбрасывающей маленькие солнца, они видели впервые. Разгневался государь на их командира, или нет, они так и не поняли.

— Возьмите его и отнесите на корабль. Ты, пока не придёт в сознание Салтанкул, остаёшься за старшего, — сказал Санька, ткнув в одного из сотников пальцем. — Грузите имущество и лошадей сотнями. На каждый корабль по сотне. Выполнять!

Санька снова слегка усилил голос рыком и сотники рванулись выполнять команду.

К концу дня на песчаном берегу Таманского полуострова осталась только Санькина тысяча, а на волнах в разной удалённости от берега лениво раскачивались пятнадцать трёхпалубных фрегатов. Александр знал, что Мустафа, один из сыновей Султана Сулеймана, уже приближается и с минуты на минуту появится у крепости Темрюк. Он ждал его.

Наконец, освещённые закатными лучами солнца всадники Мустафы появились на взгорке. Мустафа был одет в украшенный белой и зелёной клеткой кафтан, зелёные шаровары и зелёные сапоги. На голове у него красовался белоснежный тюрбан, с невысоким навершием.

Его черный аргамак, завидев княжескую лошадку, всхрапнул и дёрнулся вперёд. Санькина лошадь тоже дёрнулась и князю пришлось её одерживать. Они так и сблизились. Ни Александр, ни Мустафа не позволили нарушить условленную заранее церемонию встречи.

[1] Ботта — (бочка) средневековая мера объёма, использовавшаяся в странах Средиземноморья, прежде всего в Италии и Морских республиках (Венеция, Флоренция, Генуя) — ботте (ботта), а также в Испании — бота.

[2] Город Азов ранее назывался Танаис, как и ещё несколько поселений устья Дона.

[3] При реконструкции монастыря в 1934 году было обнаружено «тайное» захоронение, в котором оказалась тряпичная кукла, одетая в расшитые жемчугом распашонки. Отреставрированная, эта рубашечка находится в исторической экспозиции суздальского музея, рядом с ней — крышка от той гробницы.

[4] Сарацины — устаревшее название арабов-мусульман. Происходит от древнегреческого этнонима, которым древнегреческие, а затем и древнерримские ученые называли кочевников-бедуинов. Означает "восточные люди".

Глава 16

— Здрав будь, государь, — первым поприветствовал царя Мустафа.

— И ты будь здрав, шехзаде[1].

Они сравнялись и одновременно натянули поводья.

— Хороший у тебя отряд, Мустафа. Уходил с сотней, а пришёл с тысячей?

— С тремя. Остальные завтра-послезавтра подтянутся. Фураж закупают. Ты же нас не прокормишь, Великий? — свозь смех сказал Мустафа.

— Ты плохо думаешь о своём друге, Мустафа. Или не слышишь, как кипят котлы и не чувствуешь запах жаренной баранины? Всех накормим!

— Где ты взял столько баранов?! Я думал, твои воины съели тут всю еду и выпили всю воду.

— Они не только всё съели, но и оставшееся забрали с собой, — рассмеялся князь. — Но ты ведь знаешь мои способности.

— Накормить пятью хлебами пять тысяч человек? — спросил Мустафа без намёка на шутку.

Александр покрутил головой и тоже серьёзно сказал:

— Не кощунствуй. Это не мой подвиг. Я просто могу из одного места на другое перенести тысячу овец. Что я и сделал, когда мои люди сели на корабли и уплыли.

Мустафа, сидя в седле, развёл руки, подняв ладони кверху, и воздел глаза к окрашенному закатом небу.

— Думаю, если будет надо, ты сможешь накормить и без хлеба.

— Без хлеба могу, но это совсем другое.

Санька улыбнулся.

— Хватит обо мне! Давай поговорим про нас?

— Давай сначала поедим твоего жареного мяса. Я уже начинаю ощущать его запах и моя голова отказывается думать о другом, а язык только и делает, что сглатывает слюну. Как он может говорить? Поехали быстрее.

Александр рассмеялся и они разом пришпорили коней.

— Империя угасает, — сказал Мустафа, вытирая руки и губы о длинное полотнище. Он спиной откинулся на подушки, заложил левую руку за голову, а правой взял кинжал и засунул его кончик в рот, ковыряя в зубах.

Санька за четырнадцать лет проживания в этом мире уже привык к такому проявлению культуры аборигенами и даже считал его местным колоритом. Однако сам подобному поведению не уподоблялся.

— С чего ты взял? — спросил он, чтобы начать разговор и вывести его в нужное ему русло.

— Я не был в Тюркие три года и удивлён пришедшим туда переменам. Управление государством разваливается.