— Не произносите это слово, Микаэль. Бог один.

Агрикола усмехнулся.

— Бог Один, говорят, закован в цепи и спит где-то в северных горах. Как и его жена Скади.

— Не верьте древним легендам и не ловите меня на слове, — недовольно скривившись, пробормотал понтифик и спрятал лицо в хрустальном кубке.

— Да, как тут не верить?! — воскликнул Агрикола. — Ведь ещё год назад я и представить себе не мог, что существуют оборотни. А сейчас сам собираю колдунов для их воспитания.

— Не колдунов, а магов, — почти прошептал понтифик. — Вы бы, Микаэль, не поминали в этих стенах о …

Он пошевелил пальцами правой руки, не находя правильных слов, и перекрестился.

— «Боится», — осуждающе подумал епископ и тоже перекрестил лицо. — «Сам втянул, а сам боится».

Микаэль молился едва ли не ежечасно, понимая в какую скверну вступил, благодаря понтифику и был на него немного зол.

— А что, если привлечь вашего Игнатия Лойолу?

— К чему привлечь? — удивился понтифик. — К «этим»?

Он снова пошевелил пальцами правой руки, но уже смыкая и размыкая указательный палец с большим, изображая знак глухонемых «волк».

— Именно.

— У них другие задачи, Микаэль. Сейчас, когда Московский царь в Танаисе[2], создалась очень благоприятная обстановка для возведения на трон наследника престола.

— У нас есть для Московии легитимный наследник престола? — удивился епископ.

— В Риме всё есть! Прости, Господи! — горделиво ответил понтифик и испуганно перекрестился. -Новый наследник престола должен вот-вот выступить на Москву.

— Откуда?

— Из Кракова. И рыцари Лойолы возглавят его передовые отряды. Хотя, их тайные миссионеры уже давно находятся в Москве и готовят бунт в её стенах.

— Не знал, что мы готовим «самозванца» для Московии.

Понтифик посмотрел на Агриколу снисходительно.

— Это не самозванец. Это настоящий наследник. Он даже легитимнее царя Ивана, а не то, что этого… бастарда.

— Кто такой? Если не секрет…

— Старший сын Великого Князя Василия и его первой жены Соломонии.

— Соломонии? Она же была бездетна!

— Оказалось, что нет. Профессура Лойолы добыла не только списки с монастырских книг Покровского монастыря, где прописано, что у инокини Софии родился сын Георгий, но и нашли, кому она его передала на воспитание. По книгам же считается, что младенец умер, но могилу вскрыли и, вместо погребённого, нашли тряпичную куклу[3].

— В монастыре дали списать монастырские книги? — удивился епископ.

— Нет. Царь Иван Васильевич изъял архивы монастыря, касавшиеся Соломонии. В Московском Кремле их и нашли. В библиотеке Ивана.

— А наследник? Он, где был?

— Почему, это — был? — усмехнулся понтифик. — Мы уже двадцать пять лет воспитываем претендента. И, надо прямо сказать, не одного. Есть и дублёры. Очень, кстати, похожие на него. Мало ли… Человек смертен. Но этот, вполне себе настоящий, с грамотой, написанной собственноручно настоятелем монастыря и с подписями доверенных лиц. Кои, некоторые, тоже находятся у нас. Даже бывшая кормилица… Так что… Сами понимаете, Микаэль. Медлить ни в коем случае нельзя. Четверть века — не малый срок. Любой продукт может прокиснуть.

— Но говорят, что царь Василий был не способен иметь детей, и что Иван не его сын, а князя Оболенского. Ивана, кажется?

Понтифик рассмеялся.

— А кто говорит, что Григорий сын Василия? За неверность и отправил царь свою жену в монастырь. «Добрые» люди сначала подсказали Соломонии, как угодить мужу, а потом указали Ивану на её неверность. Потом мы Глинскую Елену и женили на Великом Князе Василии. Мы считали её сторонницей нашей церкви, но ошиблись. Там много наших старалось примирить Московию с Римом. Но даже смерти их государей не приближали нас к цели. Ивана убрали с наследником, так объявился этот… Александр! Чёрт бы его побрал!

Понтифик в гневе сжал кулаки, лицо его побагровело.

— Полно те, монсеньор. Стоит ли так убиваться? Не рвите сердце. Терпенье и труд всё перетрут.

Понтифик несколько раз глубоко вздохнул и улыбнулся.

— Хорошее вино, Микаэль. Благодарю за заботу. Ты знаешь, я привык к испанскому вину в годы моего представительства Святого Престола при испанском дворе.

Агрикола в почтении склонил голову. Он не понимал, как в этом, бывшем инквизиторе, может уживаться спокойное отношение к использованию в борьбе с Московией Тёмных Сил. Или это всё тот же иезуитский принцип: «Цель оправдывает средства»?

Понтифик был уже стар. В 1555 году, на момент избрания папой, ему было семьдесят девять лет. Поборник сохранения целостности и неизменности церкви будущий понтифик стал первым основателем папской инквизиции. Он создал при ордене иезуитов инквизиционный трибунал и возглавлял его до рукоположения.

Преследуя инакомыслящих, Карафа использовал не только бесчеловечные пытки, но и ещё более страшные психологические методы убийства человеческой души.

Только за один первый год своего «папства» Карафа изгнал из Рима более ста епископов, которые незаконно оставили свои епархии, сотни монахов, проституток и их сутенёров. По всем городам Италии было сожжено несколько тысяч человек.

Испанское вино не возили из Испании, так как папа выступил против испанского короля Карла Четвёртого, а после его смерти и против его приемника Филиппа.

И вот, этот поборник чистоты римской церкви для борьбы с Московским царём привлекает тёмные силы. Агриколу передёрнуло от страха, когда он вспомнил, во что превращались волколаки. Оборотни в образе волков выглядели вполне себе прилично, а вот после… Микаэль не хотел бы снова встречаться с ними.

Эти твари, едва сдерживаемые магами, готовы были сожрать любого. Похоже, им было совершенно всё равно, католик перед ними, православный или протестант. Они убивали всё живое и не живое, попадавшееся им на пути. Епископ видел, как «тёмные» оборотни загоняли обычных. От них можно было спрятаться только в крепостях. Весь остальной люд и крупная живность между Нарвой и Ригой были уничтожены.

Земли Ливонии тогда можно было брать без особого сопротивления. И епископ недоумевал, почему Московия не воспользовалась этим моментом год назад? Сейчас уже было поздно. Польша объявила земли Ливонии своим протекторатом.

Агрикола боялся представить, что станет с той территорией, на которую выпустят волколаков и, откровенно говоря, не считал такую войну продуктивной. Завоёванные таким способом обработанные земли превратятся в заброшенные пустоши. А ведь из Московии в Швецию и в другие соседние страны купцы поставляли рожь, пшеницу и другую продукцию.

Словно услышав мысли епископа, понтифик вздохнул и произнёс:

— Хорошо бы этих, — от показал пальцами закрывающуюся и открывающуюся пасть волка, — направить в Азов. Я очень рассчитывал на британцев. Очистили бы земли от московитов и забыли бы про них лет на сто или больше. Там богатые недра.

Понтифик мечтательно закатил глаза.

— Ещё древние греки и персы добывали там соль, медь, ртуть, и железо. Там и моря то не было. Сплошные железные и медно-свинцовые залежи.

Агрикола удивлённо выпучил глаза.

— Это вы про что сейчас?

— Про то место, где строит города московский царь Александр. Да, ладно, не берите в голову. Пойдём прежним путём. Сарацины[4], думаю, и сами справятся. В Константинополе много наших.

Агрикола понимал, о каких «наших» говорил понтифик. Он имел ввиду членов «своего» ордена «Клириков Божественного провидения» — первого не монашеского ордена. Они, как и в последствии иезуиты, могли оставаться мирянами и вести миссионерскую деятельность тайно.

— Предлагаю вам, Микаэль, отправиться в Константинополь. Объясните султану причину нашего желания поучаствовать во взятии Азова.

— Султану?! — воскликнул изумлённо епископ. — Примет ли он меня?!

— Примет-примет, — успокоил понтифик. — Сулейман только что прислал своего посла. Просит помочь разрешить разногласия с Франками. Те так и не расплатились с оттоманами за Корсику. Пообещаешь султану повлиять на Генриха.